Бэннер, хватая воздух ртом, отступила на шаг и подняла руки к груди так, будто он ударил ее. Побледнев, она быстро повернулась и выбежала из кухни. Джейк слышал, как хлопнула дверь спальни.

Уныло привалившись к косяку, он сжал кулаки.

— Прости, Бэннер, прости, — шептал Джейк, глядя в потолок.

Он не понимал, что на него нашло. Может, это сидело в нем всю неделю? Или его ударило молнией? Может, он понял все, когда был на полпути между сараем и домом?

Бэннер пыталась соблазнить его, затащить не в постель, а в брак!

Так вот что означал прошлый вечер! Благодушие, прекрасный ужин, внимание, молчаливое предложение разделить с ней постель. Господи, да он просто слепой идиот!

И это ведь почти сработало. Если бы не появление Лидии, Джейк уступил бы желанию и занялся с Бэннер любовью. Один раз, по ее просьбе, может, и простительно. Но дважды? Да никогда! Тогда ему непременно придется жениться на ней.

Джейк не осуждал ее. Она еще ребенок, взвинченная девушка с ущемленной гордостью. И в общем-то, с практической точки зрения, их брак имел бы смысл. Неужели у него тоже в глубине сознания, крутилась такая мысль?

А если нет, то почему после отъезда Лидии он не потянулся за этой женщиной, как всегда? Почему его больше влекло в дом, продолжить начатое с Бэннер? Джейка опечалило, что он не испытал прежних эмоций, когда Лидия оставила его, возвращаясь к Россу. Она очень красива, да, но для него уже не самая красивая. И когда же Бэннер стала для него идеалом, с которым он сравнивал других женщин? Ведь он любил Лидию… Какого черта? Что происходит? Они с Бэннер становятся слишком уже близки. Вот и все. Слишком. Они изолированы от всех и, как все одинокие люди, тянутся к тому, кто рядом и кто доступен. Это надо немедленно прекратить, пресечь. Он должен положить конец таким отношениям, прежде чем Бэннер увязнет в них, преувеличив их значение.

Джейк решил, что у него остался только один выход — обидеть Бэннер. Поэтому, вернувшись в дом принять ванну и увидев, как жадно она смотрит на него, он почувствовал, что тело выдает его, и сказал ту ужасную фразу.

Он обидел ее. И будет обижать впредь. Ничего другого не остается. Ее надо заставить понять одно, главное: между ними ничего не может быть.

Убеждая в этом Бэннер, Джейк надеялся убедить и себя.

Грейди Шелдон услышал крики задолго до того, как выехал на поляну и привязал лошадь к нижней ветке сосны.

"Наверное, Догги Берне избивает Ванду до полусмерти», — подумал он, но ошибся. Спешившись, Грейди увидел Догги на крыльце. У ног его сидели две собаки, а еще одна устроилась на коленях. Незваный гость подносил кружку с зельем к отвисшим губам и бормотал что-то невнятное. Взглянув на него, Грейди догадался, что это не первая кружка за день.

Еще один вопль раздался из глубины хижины. Грейди не спеша подошел к ветхому жилищу. Одна из собак с рычанием бросилась к нему, норовя схватить за пятки. Грейди пнул ее, и собака, заскулив, поползла под крыльцо.

Мутными глазами Догги посмотрел на зятя.

— Что там такое? — спросил Грейди.

— Твоя молодка рожает.

Раздался еще один крик, а потом тяжелое прерывистое дыхание, такое страшное, что у Грейди в животе все скрутилось.

— И это, — икнул Догги, указывая головой на дверь и вытирая рот после очередного глотка, — это целый день. Надоело до смерти. Орет, воет, никакого покоя мужчине, будто она первая баба, которая рожает. Глупая, проклятая сука.

При мысли о родах Грейди затошнило, он занервничал. Взглянув в пустоту открытой двери, Грейди увидел, как туда устремились тучи насекомых.

— А она… А ты пытался найти доктора?

Догги посмотрел на него остекленевшими глазами.

— Думаешь, я спятил? Зачем ей доктор? Чтобы рожать ублюдка? Этим чертовым знахарям только выманить тяжким трудом заработанные денежки. Нет. Мать Ванды родила ее в кровати без всякого доктора, и все нормально. Эти вопли и крики — одна показуха, парень. Так что не дай себя одурачить.

Следующий крик закончился дрожащим завыванием, от которого у Грейди застыла кровь.

— Но ей, похоже, на самом деле больно.

Догги скрипуче рассмеялся.

— Наверное, наверное. Божья кара за распутство. Он наказывает всех проституток, с тех пор как Ева нарушила заповедь. Заткнись, ты там! — заорал он так громко, что собаки вскочили и окружили его. Они подняли на хозяина глаза, а потом снова впали в спячку. — Иди туда, — сказал Догги — это твоя жена. И ради Бога, заткни ей пасть. Я больше не желаю терпеть этот вой.

Грейди вошел в мрачную дымную и душную комнату. Он старался не дышать, но отвратительные запахи лезли в нос.

Ванда лежала в постели на грубых простынях. Грейди проглотил комок, застрявший в горле. Простыни были в пятнах, поскольку воды уже отошли.

Колени Ванды были подняты и широко раздвинуты, лицо посерело и сморщилось, губы, сквозь которые вырывались страшные звуки, посинели и потрескались. Она кусала их, чтобы приглушить свои крики. Волосы ее слиплись от пота. Прикрыта была лишь верхняя часть тела.

От этого жуткого зрелища Грейди чуть не вывернуло. Груди, когда-то совратившие его, сейчас разбухли от молока, соски стали большими и темными. Ванда не вызывала у него никакой жалости, хотя он видел, как она дрожит, пытаясь сохранить силы для следующей схватки.

Оторвав плечи от матраса, Ванда схватилась за колени, подтянула их к груди, застонала и напряглась. Лицо ее побагровело, как свекла, и раздулось от натуги. Снова повалившись на подушки и открыв глаза, она увидела Грейди.

— Наконец-то явился, — пробормотала женщина между короткими быстрыми вдохами. — Смотри, что ты со мной сделал, сукин сын. Ты довел меня до этого.

— Ты уверена, что это я, Ванда? — напрягся Грейди.

— Ты или какой-то другой ублюдок. Все вы считали, будто слишком хороши, чтобы разговаривать со мной в городе, на улице, а сюда приползали, когда хотели получить удовольствие. — Она стиснула зубы, застонала, но не смогла сдержать крик, который потряс стены хижины.

— Ты беспокоишь своего отца. Он послал меня сюда, чтобы я велел тебе перестать вопить.

— Да пошел он к черту! И ты туда же!

— Очень мило, Ванда. Материнство тебе к лицу. — Грейди снова скользнул взглядом по раздутому телу и увидел, что голова ребенка уже высунулась. Его снова затошнило.

Ванда, крича изо всех сил, оперлась на локти и тужилась. Она уткнулась подбородком в грудь, и из нутра вырвался хрип, как у животного. Потом откинулась назад и завопила надтреснутым голосом.

— Я сказал, заткни пасть! — проорал Догги с крыльца. — Проклятые бабы, — пробормотал он, споткнувшись. Собаки кинулись врассыпную. — Налью себе еще кружечку. — И Догги поплелся за своим зельем.